Земля  - Михаил Елизаров

Как только она ушла, я вернулся к начатому ранее разговору, очень насущному для меня:

– Так сколько их в итоге было, Глеб? Трое или четверо?..

– Кого – их? – Мукась всем своим коротким туловищем навис над столиком (в кинофильмах так наклоняются, когда занюхивают дорожку) и с неопрятной, шумной жадностью похлебал из плошки. – Прям шикарно оттягивает…

– Ну, “Скорбь”, – напомнил я. – Которые Балыбина избили.

Он поднял на меня взмокшее лицо с посвежевшими глазами, в которых, казалось, плавали желатиновые шарики жира – точно такие же, как в его остро пахнущем специями хаше:

– Вроде вчетвером подъехали, но водила в машине ждал. Трое было. Но отпиздили – это ладно. Погано другое. Они контору нашу унизили. Лыбу при хозяевах чуть ли не за ухо из квартиры вывели. А ты бы сам у него порасспросил.

– Да неудобно как-то…

Мукась зачерпнул и поднял со дна картошку, разваренные куски мяса:

– Хе, а он не рассказывал про больничку? Как на него ночью дед ёбнулся! Прикинь, лежишь ты весь в бинтах и гипсе, а на тебя падает голый дед! Встал, старый, поссать, и стало ему плохо! Лыба давай его поднимать. Мужики в палате попросыпались – все побитые, зашитые. Один, хохол-гастарбайтер, взял дедову трубу и стал звонить его дочери: “Пы-ыздуй, бля, курва, до отця!”

Я в “Аладдине” заказал чечевичный суп и шаурму. Завёрнутая в фольгу, она напоминала тёплый серебряный слиток.

– Или ты подссываешь заранее? – Мукась подмигнул потным глазом.

– Просто интересуюсь.

– Интере-ссу! – он засмеялся. – А правда, что ты всю охрану Иваныча в одиночку отпиздил?

– Не-а, – я взялся за ложку. – Брешут.

– Аркадий Зиновьевич говорил, что отпиздил! – Мукась погрозил пальцем.

– Так хуле спрашиваешь, если всё знаешь? – сказал я, вспомнив обидный словесный приёмчик бомбилы на “ниве”.

– А ты, типа, весь такой опасный и дерзкий пацанчик?

По тому, как у него заплясало в глазах, я понял, что Мукась обиделся.

Потом он отправился курить. Я слышал, в коридоре он окликнул кого-то из соседей:

– Виталик, а ты чё, руки обоссал?!

– В смысле?!

– Мимо идёшь и не здороваешься!

– Да здороваюсь я…

Вернувшись, Мукась решил по-своему отыграться на мне и между делом спросил с ехидцей, приобретал ли я когда-нибудь золотые украшения. Я ответил, что да, покупал для своей девушки.

Он бурно обрадовался:

– Считай, сам себя на бабло выебал! А где брал? У нас в ювелирке? У-у-у-у!.. – он издал презрительный скулёж. – К бабке не ходи – ни разу не золото!

– Не гони! – сказал я. – А что тогда?!

– Ну, хуй его знает… – он самодовольно выпятил сизую изнанку губы. – Сплав какой-то. В самом благоприятном случае – триста семьдесят пятая проба или позолоченное серебро, в худшем – томпак! – И добавил, приплясывая голосом: – Томпак-томпачок, ёпта! Или голдин!

– Что ещё за томпак?

– Томпачино! Томпачелло! – выдал он уже на итальянский лад. – Самый ходовой сплав в ювелирной индустрии. Девяносто процентов меди, десять цинка. А голдин – медь и алюминий. Просто это наш советский пережиток – вкладываться в золото. Оно, может, и неплохо, если б это реально золото было, а не дюраметалл, платинор, симилор – полно вариантов, и все на лохов!

– Я в магазине официальном брал, а не у цыган в переходе!

– Наивный ты паренёк! – Мукась сострадательно улыбнулся. – Ну, вот возьми свою цацку, что ты там прикупил, и загляни ради интереса хотя бы в наш ломбарджини внизу. И послушай, что тебе скажут! В том и засада, что нигде в продаже нет настоящего золота! Или турецкое, или израильское, или из Эмиратов. Перда, а не качество! Может, где-то в супер-пупер-мегадорогих бутиках продают нормальное золото – и то хер проверишь!

– А проба?

Он скорчил рожу:

– Я с корешами томпак из Турции возил все девяностые! У тёлки моей бывшей ювелирный бутик в Подольске был! Мы сами пробы эти ставили! Клейма ебашили за милую душу! Ты чё, маленький?! Сейчас ни в чём нельзя быть уверенным. Только если старые украшения. Коронки зубные советские – тоже золото, как и царские червонцы. А после Союза одно сплошное кидалово! Вот ты любую современную цепку возьми из самого пафосного московского магаза. Её если реально прочекать, минимум треть колец будут из сплава, отвечаю! Или даже половина! И проба будет не такая, что заявлена. Пробирная палата уже не работает, как при совке.

– И что же, проверить нельзя?

– А как? Йодом? Или магнитом? Так это до пизды! Что томпак не магнитится, что золото! Ну, только химический лабораторный анализ. А которые его делать будут, те и наебут, если их попросят! Даже старые монеты с подвохом! Слышал такое слово – “биллон”? Нет? Двести лет назад государства опрокидывать своих же граждан стали, при этом совершенно официально, по закону. Биллон – это когда в монете децил драгмета, а остальное лигатура…. – Он перешёл на интимный шёпот, оглядываясь: – В банковских хранилищах золота по факту уже нет. Дурачки до сих пор покупают его, но слиток-то никто на руки не выдаёт, а только галимую бумажку, что у тебя оно есть и где-то там хранится! Номинально! А ты понимаешь, что в половине слитков уже не золото?!

– А что? Свинец?

– Вольфрам! Он такой же по весу и на просвет. Надо конкретно слиток пополам пилить. Но кто этим заморачиваться будет? Вот тебе и золотой запас!.. – он торжествующе засмеялся. – Оттого экономика и гуляет! – и с довольным видом посмотрел на меня, покачивая непропорционально маленькой узкой ступнёй в чёрном ботинке.

– И ты до сих пор золотом торгуешь? – спросил я.

– Не-е!.. Только “мёртвым золотом”! – он радостно покряхтел. – А старым дюже ссыкотно стало. Там грохнуть реально могли…

Мне показалось, что с Балыбиным у Мукася была негласная конкуренция, хотя на словах он относился к нему хорошо:

– У нас с Лыбой профессиональный тандем! Добрый следователь и злой следователь!

При этом, когда я проронил что-то уважительное о Балыбине, Мукась завёлся:

– Да я пять лет в этом говне! А Лыба только третий год! – с раздражением выговаривал. От его дыхания по офису плыл холодный, как сквозняк, перегар, точно он накануне глодал ледяной алкоголь. – Сюсюкает много, а это здесь не нужно! Клиентуру давить надо, как пиво! – он кивнул на похмельную жестянку “Балтики”. – Лыба только дрочево разводит: соблюдение культуры похорон, веночки-цветочки, чтоб текст от родни обязательно на белой ленточке, от друзей на красной, от сослуживцев на чёрной.

Пили кофе, и он по новой пытался разговорить меня.

– Я вот тоже борцуху в Подольске знал! Ёбарь-рецидивист! У нас бар был – “Вишенка”. Так он всех официанток, администраторшу и директрису отчпокал! – Мукась смеялся, липко стучал ладонью по кулаку, изображая тот самый “чпокающий” звук. – А пацан молодой – прям как ты. Мы у него спрашиваем: Костик, ты как их всех на секс разводишь? Просвети, братишка!.. Или каждый раз, хе-хе, на болевой приём выходишь?! А напомни, Володя, ты чем занимался: дзюдо, самбо?